– Если Рыжий раньше его должность не займет! – съязвил Пучик.
Наибольшее время в часы самоподготовки и на занятиях, курсанты уделяли конспектированию первоисточников. Отдельные брошюры, изданные многотысячными тиражами или статьи в томах классиков марксизма-ленинизма, которыми был заставлен весь читальный зал и фойе библиотеки, пользовались необычайным спросом. Конспекты этих произведений оформлялись очень тщательно: разноцветными карандашами подчеркивались главные мысли, выделялась иным шрифтом важные тезисы, яркими фломастерами рисовались заголовки, четким разборчивым почерком писался текст.
Первое время Таранов не понимал, зачем этот Сизифов труд, и кому он нужен, кроме въедливых по натуре преподавателей и командиров. Гораздо легче, казалось ему, издать отдельным пособием все эти цитаты, положения, направления действий, исторические оценки, и выдать каждому курсанту на временное, пока он учится, или вечное пользование в войсках.
Потом решил, что каждый может выбирать сам: кто качество, кто количество, кто соотношение количество/качество. И доказывал всем подряд верность этой мысли. Со временем, пришло иное осознание. Все представилось в новом свете, когда замотанный ночной чисткой картошки, суточными нарядами, уборкой территории и строевой подготовкой, Таранов заносил строчку за строчкой фразы Ленина в свой конспект первоисточников. Как вода долбит камень не силой, а частым падением, так и штудированием без включения головы, он закладывал под черепную коробку содержание очередной статьи классика. Этот материал, записанный и оформленный собственной рукой, постепенно вытеснял напевы любимых песен, милые воспоминания детства, стихи, художественную литературу и «политизировал мозги», как оценил ситуацию Генка.
В работе «Человек с ружьем» Таранову запали в голову ленинские рассуждения о необходимости «дойти до каждого солдата», умении найти с ним общий язык и повести за собой. Поначалу ему понравился этот подход, и первая же стажировка показала важность законспектированной мысли. В то лето на стаже курсант и боец быстро поняли друг друга, и через пять минут Семену стала известна тропа самоходчиков, которая принесла не одну радостную минуту.
Позже он задумался над ленинскими словами: получается, что офицер должен уметь говорить матом с подчиненными, хамить и сносить грубость так, как ведут себя окружающие его военные люди – в большинстве своем представители крестьянства и рабочего класса. Из семей интеллигенции число курсантов было существенно меньше, а из аристократии и дворянства – никого. По крайней мере, по тем автобиографиям в личных делах, которые Таранов читал, оформляя документы комбату к очередной проверке.
Правильно ли это «движение вниз, в народ»? Для выполнения боевой задачи – возможно, а для себя лично? Видимо, нет. Оскотиниться, опуститься всегда легче, чем подняться по ступеням цивилизации вверх. Это Семен хорошо помнил из курса философии. Тогда он еще спорил с преподавателем, вспоминая Сократа, но звонок на перерыв не привел их к истине.
«Может быть, вождь не прав? – тихо шевельнулась в голове крамольная мысль. – Невозможно прожить полвека, и не ошибиться ни разу». Сколько ляпов дарят нам преподаватели! Ошибаются специально?
Тот же подполковник Вавилов с кафедры «Истории войн и военного искусства» вошел в историю одной фразой, монотонной, убаюкивающей, повисшей в тишине зала, как пух одуванчика: «Наши войска рассекающим ударом прорвали группировку Манштейна и вышли на оперативный простор. Какая наглость и самоуверенность спать на моей лекции, товарищ курсант! Вам что кринка молока приснилась? Выйдите и умойтесь водой из писсуара».
Или подполковник Келлер с кафедры ОМП: «Вы что думаете, Келлер будет надевать этот противогаз? Нет, это вы будете надевать противогазы, а Келлер будет стоять с секундомером». А эту его фразу курсанты цитируют не первый год: «Товарищ курсант, даже пятилетний Вовочка знает, что если капнуть ипритом на головку – будет язвочка».
Самостоятельная подготовка курсантов дарила драгоценное время общения с научной и секретной литературой, позволяла побыть наедине со своими мыслями, давала возможность записать в блокнот или тетрадь то, что впоследствии могло помочь в сложной работе заместителя командира подразделения по политической части. Таранов со второго курса это понял, и завел себе толстую тетрадь, куда записывал своим печатным шрифтом афоризмы великих людей, тезисы выступлений на семинарах, тексты интересных сообщений, из которых могут родиться политинформации в войсках. Он дорожил этими записями, давал списать содержание только друзьям, и пополнял тетрадку регулярно, как только заходил в библиотеку или брал в руки интересную литературу.
Вопрос Генки о будущем Вооруженных Сил СССР его волновал не раз, но фантастические идеи о новой армии, или об отсутствии в будущем в стране КПСС смешили всех его друзей. Правда, однажды Пучик намекнул: «Нельзя так откровенно вслух высказывать свои мысли о существующей политической системе. Ты даже не знаешь, кто может на тебя донести в особый отдел. А эти ребята-особисты карьеру сломают в момент!»
Слова Матвея немного застопорили откровенность Таранова в разговорах на сампо и в курилке, но в голове продолжали метаться свои мысли, которые бодались с окружающим миром, и не всегда могли найти компромисс. Успокаивали принципы, что родились курсами раньше:
а) верить нужно друзьям;
б) хорошие люди могут объединиться в свою партию;
в) служить надо честно, чтобы позже не было стыдно.
Поэтому он часто говорил, что коммунист должен быть, прежде всего, настоящим человеком. А это значит жить честно, не воровать, не делать зла окружающим, не завидовать и уважать старших.
О военной карьере офицера Таранов стал думать конкретно только на четвертом курсе, накануне выпуска, и самой отдаленной для себя перспективой считал достижение должности ЧВС – члена Военного совета, заместителя командующего. Прежде всего, думал Семен, это одна из генеральских должностей в войсках ПВО у политработников, и объем работы на ней должен быть необычайно большой. Он чувствовал в себе силу для работы с людьми, а понял это на последнем курсе, когда стал получать отличные оценки по партийно-политической работе и педагогике с психологией. На фоне остальных курсантов его часто хвалили преподаватели, а это – показатель успешности, считал он. Во-вторых, ЧВС – самостоятельная должность, а значит, и независимая. Можно самому что-нибудь придумать, организовать и довести до логического конца. Это не должности на побегушках, как у пропагандиста или начальника клуба.
Сомнения, сомнения, сомнения… Марк говорит, что сомнение – это признак ума, а сам почти никогда не сомневается. Он идет на красный диплом, а может и золотую медаль получит, а у Таранова будут синие корочки. Главное, тройку туда не внести на госах. Генка считает, что «лучше иметь синий диплом и красную ряху, чем красный диплом и синюю рожу», но разве в цвете диплома дело? Всем известно, как оценки появляются в ведомостях ребят с нашего курса. И на тройку нет знаний, а стоит «отлично». Почему? Все очень просто. В сложившейся системе армейских отношений всегда можно получить оценку на балл, а то и на два больше, чем заслуживаешь. Особенно популярна оценка за партийную работу, сержантскую должность. Повышают свои баллы отличный столяр, художник, спортсмен…
Таранов вспомнил, как и ему самому поставили пятерку на автоделе практически незаслуженно. Накануне экзамена он оформлял стенд на кафедре автодела и справился со своей работой отлично. Четкий шрифт, грамотно подобранные фотографии, размещение текста не вызывали даже тени сомнений. Его лично похвалил начальник кафедры. Работу Таранов закончил довольно поздно, а потом со всеми вместе разгружал уголь на платформе (взвод был дежурным подразделением в тот день). Утром курсанты его отделения отправились сдавать вождение. Условия просты: все сидят в кузове под тентом, в кабине – инструктор-преподаватель и курсант. Тронулся водитель с места, проехал минут десять-пятнадцать, остановился, и экзамен сдан. Ездили они по Ленинграду, Горелово, соседним деревням – кому какой участок достанется. Таранову выпала прямая, как ватман, дорога. Он вырулил, и едет с заданной скоростью, убаюкивая монотонным движением себя и остальных. Вдруг слышит крик: «Курсант Таранов! Стоять!» – и быстро сбрасывает скорость, оценивает обстановку в зеркало заднего вида, прируливает к обочине и тормозит. Все, как учили. За то, что заснул за рулем, пусть и грамотно припарковался, ему должны были поставить двойку, а он получил четверку! Не потому что в лотерею теоретического экзамена ему повезло, так как галочки в ответах на вопросы он ставил наобум, а потому что начальник кафедры автоподготовки художника подстраховал пятеркой…
